Три периода Игоря Ларионова: легендарный тренер о буднях и рутине в российском хоккее

Все основные элементы мастерства — катание, владение клюшкой, работа с шайбой — закладываются до 12 лет. После этого игрок их уже просто шлифует. В мое время мы получали эту базу на улице. Сегодня всё по-другому. Площадки-то во дворах есть, но выходят на них реже.

Отличие подготовки детей в Северной Америке и Канаде от российской системы в том, что за океаном дают больше играть. Там дети тренируются два-три раза в неделю, но в выходные у них по две игры в день. Они не выезжают на турниры, как наши, пропуская школу, болтаясь по отелям и занимаясь непонятно чем, а играют у себя в городе. Плюс, так как там большинство детей живут в частных домах, у них, как правило, есть место для тренировки в гараже или во дворе. В России упор делают на классическом тренировочном процессе, но я считаю, дети должны проводить много времени в игре, и их нужно поощрять за то, что они пробуют что-то нестандартное. То есть через ошибки, но пусть он добивается того, чего он хочет добиться, — только так получаются неординарные, не запуганные тренером игроки. Если же ребенок изо дня в день слышит: «Еще раз так сделаешь, будешь сидеть на лавке», — в нем постепенно убивается индивидуальность. Так мы теряем ярких хоккеистов. На мой взгляд, более грамотная система детской подготовки сегодня в Канаде, Америке, Швеции, Финляндии.

Я приезжаю в Финляндию и не могу оторвать глаз от 14-летних, которые так играют в хоккей, что душа радуется. Ты смотришь и не хочешь уходить со стадиона. Они играют, как играли раньше мы. У них идут рискованные действия, которые и приводят к шедеврам на льду. Все это формируется с 6 до 16 лет, потому что дальше начинается уже, по сути, взрослый хоккей.

Хоккей эволюционирует, и выход немцев в финал прошлой Олимпиады не случайность. Практически все страны подтянулись по уровню, и матчей, результат которых может быть предсказан заранее, в ближайшем будущем станет гораздо меньше. Развитие игры захватывает всё новые страны — Китай, Японию, Корею, Австралию. Из «большой шестерки» хоккейная элита может превратиться в «большую десятку», что сделает наш спорт более глобальным. Он уже перестал быть игрой только «зимних стран», хотя, конечно, до футбола нам пока далеко.

Сегодня хоккей молодеет и становится все более быстрым. Когда в 18–19 лет попадаешь во взрослую команду с определенной структурой, ты должен не получить место в составе, а заработать его. Нужно кататься быстрее, лучше работать с шайбой, но главное — быстрее думать, потому что, в конце концов, все решает интеллект. Мастерство игры — это ее понимание.

Старые методики больше не работают. Сегодня нужен сугубо индивидуальный подход к тренировкам каждого игрока и подготовке к каждому сопернику. Это распространяется на весь спорт. Например, я с целью изучения опыта топ-клубов ездил в лондонский «Арсенал» в то время, когда его тренировал Арсен Венгер и там играли Жиру, Санчес, Касорла, Рэмси. Для каждого из них была написана своя программа подготовки. За этим будущее спорта, потому что тренировочный процесс должен быть основан на анализе сильных и слабых сторон того или иного спортсмена. Точно так же в «Саутгемптоне» я видел, как оценивают состояние игроков, возвращающихся из сборных, по уровню кортизола в анализе слюны. Если содержание гормона стресса высокое, сильную нагрузку и много игрового времени лучше не давать, чтобы не спровоцировать травму. Сегодня ключевой фактор — аналитика, те же камеры, которые фиксируют все действия и технические приемы. Разбор этого материала — колоссальный труд огромного штаба специалистов, но именно он позволяет узнать все о своей команде и команде соперника. От того, как будет выполнена эта домашняя работа, зависит конечный результат на табло.

Если внедряешь такой научный подход и новые технологии, ты сразу получаешь преимущество. Я сегодня собираю огромные массивы данных по всем своим подопечным и командам, с которыми мы будем играть. Для сравнения, когда мы сборной СССР приезжали в Канаду, мы почти ничего не знали о тех хоккеистах, против которых выходили на лед. В то время не было такого освещения игр НХЛ, пресса была очень скудной. У нас существовала всего одна газета — «Советский спорт».

Позже в составе русской пятерки мы привезли в «Детройт Ред Уингз» и в НХЛ хоккей, которого там до этого не видели, и захватили сердца аудитории. Когда весь стадион вставал и аплодировал нам, это была благодарность не только за победы, но и за уникальные эмоции. И это давало нам ощущение удовлетворения от того, что мы делали. Если ты играешь в скучный хоккей, ты зрителя не обманешь. Он просто не придет.

Зритель должен получить полный комплект эмоций, ведь он потратил на нашу игру свое время и деньги. Возможно, он приехал издалека и с семьей. Чтобы он сделал все это еще раз, мы должны показать ему интересные ходы, красивые голы, нестандартные моменты, которые рождаются на его глазах. Это шоу. Дорогое шоу. Русская пятерка в «Детройт Ред Уингз» делала это шоу. Хоккей слишком дорогой, чтобы быть скучным. Например, в Торонто билет на матч стоит от 160 до 360 долларов, и именно зритель в конечном итоге платит зарплату игроку. Понимая это, ты должен выложиться и окупить каждый их доллар.

Есть в нестандартных действиях на площадке и практическая польза — их сложнее анализировать машинам, тому же искусственному интеллекту. Перед игроком-творцом пасует аналитика: его действия можно разбирать часами, и все равно в игре он сделает что-то такое, к чему не будет готов никто.

Североамериканская лига очень сильная и смотреть ее интересно, но Олимпиада — это саммит игроков всего мира, и только по ней можно видеть, куда движется хоккей в целом.

Сегодня профсоюз игроков в НХЛ слабый, потому что в нем нет единства. Максимально разрешенный бюджет клуба — 79 миллионов долларов. Большую его часть съедают пять-шесть звезд, остальные получают заметно меньше, вплоть до минимальной зарплаты — 800 тысяч долларов. Выходит, что лидеров сложившаяся ситуация скорее устраивает, и они не готовы идти на конфликт с Лигой ради интересов других. Эта разобщенность мешает совместно отстаивать в том числе и право участия в Олимпиаде. Если бы у всех 750 игроков НХЛ была одна позиция, думаю, они смогли бы настоять на своем.

Я мог поиграть еще — и силы, и предложения были, но я не хотел, чтобы мои дети выросли без меня. Деньги будут и после хоккея, а время уже не вернешь.

Если играешь в НХЛ, получая от 800 тысяч до 10–15 миллионов долларов в год, то после 10–12 лет ты обеспечен и можешь делать все, что захочешь. Я, пока во время локаута в НХЛ играл в Швейцарии, увлекся там сначала коллекционированием вина, а потом и виноделием. Сегодня для меня и это бизнес, и страсть.

В 2010 году я вошел в выборный комитет Зала хоккейной славы НХЛ. Всего нас там 18 человек, и каждый год каждый из нас может номинировать двух претендентов на включение в Зал.

Готовишь презентацию, стараешься убедить остальных в том, что именно твой кандидат самый достойный. Если за него отдадут 14 голосов, он проходит, если нет — останется за бортом. Голосование тайное: ты получаешь бумажку, должен поставить крестик, и потом на экране высвечивается общий результат. Конкуренция огромная, потому что все кандидаты — выдающиеся. Меня в свое время номинировал Скотти Боумен (экс-тренер «Детройт Ред Уингз»). Помню, когда я узнал, что прошел в Зал хоккейной славы, то был просто шокирован, ведь я попал туда, куда не мог и мечтать попасть, когда мальчишкой гонял шайбу.

На лед я выхожу до сих пор. Когда пару лет назад играли с ветеранами зимнюю классику в Колорадо, Брендан Шэнахэн потом запросил из любопытства статистику. Оказалось, мы с ним были самыми активными и доминировали по всем параметрам.

Я раньше пробегал по 10 километров каждый день, сейчас больше хожу, но все кольца активности в Apple Watch закрываю ежедневно. В хоккей играю в «Лужки.клуб» с Владимиром Потаниным и там, кстати, тоже получаю аналитику своих действий на площадке. Пока принимаю душ, в iPhone приходят данные. Так что я слежу не только за формой своих игроков, но и за своей собственной.